КЛУБ ПОЭЗИИ

Он то в пустой пельменной горевал,
то пил коньяк в гостиных полусвета
и понимал, что это - гонорар
за представленье: странности поэта.

​

Ему за то и подают обед,
который он с охотою съедает,
что гостья, умница, искусствовед,
имеет право молвить: - Он страдает!

​

И он страдал. Об остриё угла
разбил он лоб, казня его ничтожность,
но не обрёл достоинства ума
и не изведал истин непреложность.

​

Проснувшись ночью в серых простынях,
он клял дурного мозга неприличье,
и высоко над ним плыл Пастернак
в опрятности и простоте величья.

​

Он снял портрет и тем отверг упрёк
в проступке суеты и нетерпенья.
Виновен ли немой, что он не мог
использовать гортань для песнопенья?

​

Его встречали в чайных и пивных,
на площадях и на скамьях вокзала.
И, наконец, он головой поник
и так сказал (вернее, я сказала):

​

- Друзья мои, мне минет тридцать лет,
увы, итог тридцатилетья скуден.
Мой подвиг одиночества нелеп,
и суд мой над собою безрассуден.

​

Бог точно знал, кому какая честь,
мне лишь одна - не много и не мало:
всегда пребуду только тем, что есть,
пока не стану тем, чего не стало.

​

Так в чем же смысл и польза этих мук,
привнёсших в кожу белый шрам ожога?
Ужели в том, что мимолётный звук
мне явится, и я скажу: так много?

​

Затем свечу зажгу, перо возьму,
судьбе моей воздам благодаренье,
припомню эту белую весну
и напишу о ней стихотворенье.

Плохая весна

 

Пока клялись беспечные снега
блистать и стыть с прилежностью металла,
пока пуховой шали не сняла
та девочка, которая мечтала
склонить к плечу оранжевый берет,
пустить на волю локти и колени,
чтоб не ходить, но совершать балет
хожденья по оттаявшей аллее,
пока апрель не затевал возни,
угодной насекомым и растеньям, -
взяв на себя несчастный труд весны,
безумцем становился неврастеник.

​

Среди гардин зимы, среди гордынь
сугробов, ледоколов, конькобежцев
он гнев весны претерпевал один,
став жертвою её причуд и бешенств.

​

Он так поспешно окна открывал,
как будто смерть предпочитал неволе,
как будто бинт от кожи отрывал,
не устояв перед соблазном боли.

​

Что было с ним, сорвавшим жалюзи?
То ль сильный дух велел искать исхода,
то ль слабость щитовидной железы
выпрашивала горьких лакомств йода?

​

Он сам не знал, чьи силы, чьи труды
владеют им. Но говорят преданья,
что, ринувшись на поиски беды, -
как выгоды, он возжелал страданья.

​

Он закричал: - Грешна моя судьба!
Не гений я! И, стало быть, впустую,
гордясь огромной выпуклостью лба,
лелеял я лишь опухоль слепую!

​

Он стал бояться перьев и чернил.
Он говорил в отчаянной отваге:
- О Господи! Твой худший ученик,
я никогда не оскверню бумаги.

​

Он сделался неистов и угрюм.
Он всё отринул, что грозит блаженством.
Желал он мукой обострить свой ум,
побрезговав его несовершенством.

​

В груди птенцы пищали: не хотим!
Гнушаясь их красою бесполезной,
вбивал он алкоголь и никотин
в их слабый зев, словно сапог железный.

​

И проклял он родимый дом и сад,
сказав: - Как страшно просыпаться утром!
Как жжётся этот раскалённый ад,
который именуется уютом!

​

Он жил в чужом дому, в чужом саду, -
и тем платил хозяйке любопытной,
что, голый и огромный, на виду
у всех вершил свой пир кровопролитный.

​

Ему давали пищи и питья,
шептались меж собой, но не корили
затем, что жутким будням их бытья
он приходился праздником корриды.

​

Состоялось заседание Клуба поэзии "Белла Ахмадулина. Дачный роман".

 

Поэзия Беллы Ахмадулиной – одно из самых значительных событий в отечественной словесности 20-го века.

Сама поэт всегда подчеркнуто скромна по отношению к старшим своим предшественникам и к современникам-друзьям.

Стихи, посвященные Е.Евтушенко, Б.Окуджаве и, особенно, А.Вознесенскому полны искренней нежности, юмора и восхищения.

Множество строк Ахмадулиной посвящено и Ахматовой, и Цветаевой, и Мандельштаму: но интонация здесь иная: словно на коленях поникла Ахмадулина перед их Божественным даром и трагическим земным путем.

Что же до великих предтеч – Пушкина. Лермонтова, то и назвать-то их по имени она опасается, чаще именует намеками, иносказательно, зато во весь голос и во всю свою стать признается им любви:

 

"И тот, столь счастливо любивший

печаль и блеск осенних дней,

был зренья моего добычей

и пленником души моей!"

 

Как сказано!

 

Пожалуй, именно "Дачный роман" – модель века Беллы Ахмадулиной. Преклонение перед великими предшественниками, готовность душу и жизнь свою отдать за прямое общение с ними. И, вместе с тем, скромность, пренебрежение деталями собственной жизни, слегка отстраненное наблюдение за современниками ("в благовоспитанном соседстве поврозь мы дождались зимы", "весной мы сблизились, не тесно, не участив случайность встреч…").

 

Мы могли бы иначе назвать нашу встречу, например, строкой "Мне вспоминать сподручней, чем иметь…" Но, с учетом нашего опыта (не вполне удачного!) в разговоре о Блоке - проецировать стихи на реальные события из биографии Поэта, мы решили…

Нет, мы ничего не решали, просто как-то сам собой разговор «ответвлялся» от фактов жизни Белы Ахмадулиной, подчас грустных, подчас светлых, и приходил к чудесным особенностям ее стихов, составившим ее славу.

​

Дружба, природа, дом и сад, родословная в широком смысле слова. Конечно, любовь. Вот темы восхищения, вдохновения поэта. И темы разочарования, потери, воспоминания.

​

Белла  Ахмадулина:  стихотворения

​

Воспоминания о Белле Ахмадулиной:  выпускник географического факультета МГУ. 1982