top of page
Федор Тютчев.
О как убийственно мы любим...

18 февраля 2012

Продолжаем заседания Клуба, посвященные великим русским поэтам.

Мы начали с того, как порой трудно идентифицировать Тютчева, проще говоря, не спутать его стихи с другими – Пушкин, Фет, Баратынский…

«Я Вас любил, любовь еще, быть может…» Это Пушкин.

«Я встретил Вас, и все былое…» Это Тютчев.

 

«Откуда у этого толстого добродушного офицера такая лирическая дерзость?» - это сказано об Афанасии Фете.

Откуда у этого тонкого лирика, философа, мечтателя такая сугубо семейная, светская, даже чиновничья жизнь? Это можно было бы сказать о Федоре Тютчеве.

Вся жизнь его почти – это бегство от любви и бегство за любовью, неудачи в карьере и огромный авторитет в высшем российском обществе благодаря интеллекту и убеждениям. Зятем его и восторженным почитателем был великий славянофил Аксаков, родственником – Тургенев.
 

Великие поэтические открытия и почти полное безразличие к публичности и к славе. Первый сборник стихов Тютчев издает на шестом десятке!

Публицистику он писал больше по-французски и по-немецки. Очень болел за Россию, был уникальным знатоком вопросов истории и внешней политики, почти пророком в своих политических стихах.

Тогда лишь в полном торжестве,

В славянской мировой громаде,

Строй вожделенный водворится, —

Как с Русью Польша помирится…

 

Любопытно окончание этого стихотворения: «А помирятся ж эти две не в Петербурге, не в Москве, а в Киеве и в Цареграде…»

 

Что же до любовной лирики, то чудная фривольность стихов Тютчева никогда не становится на грань с пошлостью или банальностью.

Как не раз уже бывало в наших дискуссиях, мы читали и обсуждали стихи по отдельным темам. У Тютчева их немного, и они логической стройной цепью выстраиваются вместе как несколько частей одной симфонии: Любовь – Природа – Россия – Политика – Философия.

 

Как немногие русские поэты, Тютчев автор крылатых образов и строк. Помните?

Нам не дано предугадать…

…И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать.

 

Или:

Умом Россию не понять,

…в Россию можно только верить.

 

И уже по традиции – новое, иное название вечера, посвященного Тютчеву, самое поэтическое и заветное: Продлись, продлись, очарованье.

Я помню время золотое

 

Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.

И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,

Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.

И ветер тихий мимолетом
Твоей одеждою играл
И с диких яблонь цвет за цветом
На плечи юные свевал.

Ты беззаботно вдаль глядела...
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.

И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.

Есть в осени первоначальной»

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Прозрачный воздух, день хрустальный,
И лучезарны вечера...

Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все — простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде...

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле...

Умом Россию не понять

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.

28 ноября 1866

О, как убийственно мы любим

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!

Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?

Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.

Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески живой?

И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!

Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!

Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.

И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.

И что ж от долгого мученья
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!

Первая половина 1851

 

«Нам не дано предугадать...»

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...

27 февраля 1869

bottom of page